www.russ.ru

Борис Значков

ГРАЖДАНСКИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ФЛОРЫ И ФАУНЫ

Сколько всего в России общественных экологических организаций, не сможет сказать никто. В январе этого года [ 2001 ] очередное обращение к президенту подписало около 600 таковых. Цифра вроде бы солидная - но в одном только Приморском крае, оказывается, официально зарегистрировано примерно 250 объединений граждан, называющих своей целью природоохранную деятельность. Впрочем, возможно, значительная часть их существует уже только в архивах местных органов Минюста. Да и как их считать, если одна организация может быть специализированной структурой другой. Или ее коллективным членом. Или ассоциацией нескольких независимых организаций. В скольких организациях при этом может состоять один и тот же активист, трудно даже предположить.

Поэтому для понимания того, что же представляет собой сегодняшнее российское "зеленое" движение, удобнее не перечислять бесконечные названия, а рассмотреть несколько сложившихся в 90-е годы типов экологических негосударственных организаций (НГО) - используя в качестве примеров самые известные и авторитетные внутри своего типа.

Профессионалы

Останкино, НТВ, съемки программы "Глас народа". Тема выпуска - перспектива ввоза в страну отработанного ядерного топлива. Минут за десять до начала я случайно слышу перепуганный шепот помощника режиссера: "Гринпис" до сих пор не пришел, что делать? Я удивляюсь: как это не пришел, я их тут видел, да вот же они! Девушка поворачивается в указанную мной сторону. Секунд через десять до нее доходит, о ком я говорю, а до меня - причина ее затруднений. Она-то ищет крутых неформалов в экзотических прикидах, героев эксцентричных уличных шоу и схваток с ОМОНом. А перед ней стоят трое яппи в строгих серых тройках, шелестя извлеченными из кейса деловыми бумагами.

Справедливости ради следует заметить, что "Гринпис" - в том числе и "Гринпис России" - вовсе не отказался от оригинальных выходок (вроде вывешивания на фасаде Думы или Минатома протестных транспарантов или открытия мемориальной доски на здании упраздненного Госкомэкологии), акций прямого действия (блокирования лесосек или преследования китобойных судов в море) и прочих партизанских методов, сделавших имя "Гринпис" нарицательным. Однако подобные эскапады сегодня куда чаще и охотнее проводят более молодые и радикальные организации, жестко критикующие "Гринпис" за оппортунизм и утрату боевого духа. Все большую долю в работе "Гринпис" составляет совсем другая деятельность: сбор и распространение данных по конкретным экологическим проблемам, полутеатрализованные субботники по очистке пригородных лесов от мусора и судебные иски. О последних надо сказать особо: услугами юристов "Гринпис" иногда пользовалось даже федеральное экологическое ведомство (пока его не упразднили), а результатом рассмотрения Верховным судом иска видного деятеля "Гринпис России" Ивана Блокова стала отмена нескольких пунктов указа президента.

Разумеется, всем этим можно заниматься только профессионально - по крайней мере, в том случае, если вас интересует результат. "Гринпис России" составляют около 30 человек, для которых эта организация - официальное место работы и источник зарплаты. Деньги на эти, как и на все остальные, цели практически полностью поступают из-за рубежа, от "Гринпис интернешнл" или - обычно для финансирования конкретных проектов - от национальных организаций других стран. В развитых странах такое существование влачат еще французский и японский офисы "Гринпис". У прочих доходы, состоящие в основном из пожертвований частных лиц, превышают расходы - из этой разницы и формируются средства "Гринпис интернешнл" и прямая помощь представительствам в "несознательных" странах.

"Гринпис интернешнл" принимает у российского представительства отчеты о его работе и назначает директора. Такой порядок дает основания оппонентам "Гринпис" (причем не только чиновникам и бизнесменам, но и радикальным "зеленым") считать его не общественной организацией, а своего рода корпорацией. Которая, возможно, и не ставит своей целью извлечение прибыли, но ее руководство ответственно только перед самим собой, а не перед своими донорами или сотрудниками.

Поддержка этой критики или полемика с ней не входят в задачу данных заметок. Их автор может лишь констатировать, что по такому же принципу устроены все международные экологические НГО со сколько-нибудь заметными финансовыми и организационно-техническими возможностями. И если "Гринпис", уважая свою радикальную юность, соблюдает некоторые ограничения (не раздает никаких наград и призов, не учреждает представительских должностей для августейших особ и отставных политиков, не поддерживает даже символически никаких коммерческих начинаний и т.д.), то, допустим, Всемирный фонд дикой природы (WWF) - организация куда более истэблишментарная и конформная. Ее почетным президентом числится британский принц-консорт Филипп; принцы и короли номинально возглавляют и ряд его национальных представительств. Финансы WWF начинались 40 лет назад с благотворительного вечера, гости которого внесли по тысяче долларов в создаваемый фонд. В ряде стран (с мая этого года - и в России) при офисах WWF созданы корпоративные клубы, объединяющие топ-менеджеров фирм, постоянно спонсирующих фонд или оказывающих ему иные услуги. Он, в свою очередь, легко раздает разного рода дипломы и сертификаты: только в России и только в рамках недавно завершившейся кампании "Живая планета" грамоты "дарителя Земле" получили полтора десятка губернаторов и президентов. Среди них, например, Евгений Наздратенко - фигура одиозная не только в общественном и криминальном, но и в чисто экологическом плане: его высказывания и действия в области морского промысла неизменно вызывали протесты специалистов, в том числе и сотрудников российского представительства WWF. Однако будучи губернатором Приморья, он в самом деле дал добро на создание ряда природных резерватов - что и удостоверяется данным сертификатом. Среди других "дарителей" - президент Башкирии Муртаза Рахимов и глава республики Коми Юрий Спиридонов, годами демонстрировавшие царственное презрение к проблемам экологии, а заодно и к законодательству на сей счет (в Коми дело дошло до попытки ликвидировать территориальные органы тогда еще существовавшего федерального экологического ведомства), но тоже что-то такое учредившие.

Зато акции протеста вообще не входят в арсенал методов работы WWF. Все его проекты имеют непременным условием согласие местных властей на их осуществление. Сотрудники фонда работают с любыми региональными правителями - независимо от их политических взглядов, репутации и даже степени экологической безответственности в других, не связанных с данным проектом вопросах. В тех же случаях, когда местное начальство "закусило удила" и категорически отказывается сотрудничать с какими бы то ни было "зелеными" (как это уже много лет происходит в Карелии), WWF просто не работает в данном регионе. Впрочем, это случается редко - присутствие WWF обычно дает возможность заткнуть какие-нибудь небольшие, но очень чувствительные социальные дыры, а то и получить дополнительный доход. Ведь подход фонда к сохранению биоразнообразия (которое он считает своей главной задачей) включает не только изучение и прямую охрану находящихся под угрозой видов и ландшафтов, но и "создание благоприятной социальной среды". Последнее может означать снятие регулярных конфликтов между людьми и дикой природой (так в ряде районов Тувы WWF застраховал скот местных жителей от нападений снежного барса - страховка выплачивается только тем, кто не пытался убить пятнистого похитителя баранов); создание новых рабочих мест для потенциальных браконьеров; содействие развитию щадящих, относительно безопасных форм хозяйствования (бортничества, экотуризма, сбора трав, ягод и грибов, в некоторых случаях - даже промысловой или трофейной охоты, столь ненавистной "зеленым" радикалам); организация устойчивого лесного хозяйства; образовательные и эколого-просветительские программы. Все это преподносится на блюдечке и не требует ни копейки из регионального бюджета: "позвольте вам подарить"... Какой же губернатор от этого откажется?

Может быть, наиболее ярким и в то же время парадоксальным результатом сотрудничества фонда с официальными властями стали действующие в Приморье (а позднее - и в Хабаровском крае) элитные антибраконьерские бригады. Созданные дальневосточным офисом WWF под вполне конкретную и ограниченную задачу - сбить поднявшуюся в первой половине 90-х волну незаконного промысла амурского тигра и дальневосточного леопарда, - эти бригады оказались весьма эффективным инструментом комплексной охраны природы. Немногочисленные, хорошо экипированные и сравнительно высокооплачиваемые инспектора оказались не только отважными и квалифицированными, но и устойчивыми к коррупции, что побудило местные власти привлекать их к решению чуть ли не любой экологической проблемы. Помимо исключительных полномочий на урегулирование всех конфликтов людей с крупными кошками - от ловли браконьеров до отстрела тигров-людоедов - отдел "Тигр" (так называется подразделение краевого комитета по экологии, куда вошли бригады) стал бороться с незаконной вырубкой леса, сбором женьшеня, промыслом трепанга и морского гребешка и даже с контрабандой цветных металлов. При этом оказалось, что два десятка "тигров" в неприоритетной для них области борьбы с незаконными порубками выявляют и пресекают больше нарушений, чем весь многотысячный штат остальных природоохранных и силовых структур края, вместе взятый. Фактически в Приморье был создан зародыш национальной экологической полиции - с той лишь пикантной особенностью, что люди в красивой униформе, задерживавшие российских граждан и отбиравшие у них добычу и оружие, получали зарплату (а также транспорт, горючее, средства связи и все прочее) не от государства, а от международного благотворительного фонда. На то, чтобы убедить российскую власть финансировать хотя бы половину бюджета отдела, ушло несколько лет.

Можно ли структуру, столь тесно и причудливо сросшуюся с государственными службами, считать общественной организацией? Между тем, российский офис WWF сейчас как раз официально трансформируется из "представительства" в полноправную национальную организацию с сетью доноров и индивидуальных членов внутри страны. Это - первый случай среди российских представительств авторитетных международных организаций. Среди них, кроме уже названных, необходимо упомянуть Международный союз охраны природы (IUCN) - старейшую и респектабельнейшую структуру, своего рода великосветский клуб экологической направленности, в который на правах коллективных членов традиционно входят и государственные природоохранные службы, в том числе и российские. С другой стороны, в самой России тоже возникают профессиональные экологические НГО. Одни из них создаются профессионалами, нашедшими свою нишу в современном обществе. Таков, например, институт "Экоюрис" - по сути дела, крупная адвокатская фирма, специализирующаяся на природоохранном праве (главное содержание ее деятельности составляет правовая помощь активистам-общественникам в конфликтах с чиновниками и бизнесменами, но специалистам "Экоюриса" случается выступать и разработчиками экологических законопроектов). Или полукоммерческие фирмы, хлеб которых - разработка проектов экологического благоустройства территорий (например, рекультивации старых свалок) по заказу местных администраций и составление ОВОСов (оценок воздействия на окружающую среду) для того или иного коммерческого проекта (без приложения такой оценки экологическая экспертиза даже не примет проект к рассмотрению). Другие - такие как Центр охраны дикой природы или нижегородский экоцентр "Дронт" - вырастают именно из "общественных" в российском смысле этого слова (непрофессиональных) организаций и часто продолжают существовать в виде их специализированных органов. При этом и круг решаемых ими задач, и уровень квалификации часто мало отличается от того, что и как делают российские офисы международных организаций - большинство сотрудников которых, впрочем, тоже выросли и сформировались в общественном экологическом движении.

Волонтеры

Сейчас уже трудно поверить, что всего каких-нибудь лет двадцать назад в стране вообще не было природоохранных организаций - ни государственных, ни, тем паче, общественных (кроме, конечно, Всесоюзного общества охраны природы, штатные должности в котором служили местом трудоустройства проштрафившихся или престарелых аппаратчиков, а работа сводилась в основном к сбору гривенников со школьников). И хорошо, что трудно поверить. Потому что на самом деле общественные природоохранные организации - самые настоящие, хотя и с весьма двусмысленным статусом - в стране были. Они назывались "студенческие дружины охраны природы" и состояли в основном из студентов профильных вузов - будущих биологов, географов, охотоведов и т.д. (хотя им случалось возникать и в институтах совсем не связанных с проблемами экологии - например, очень сильная дружина сложилась на московском Физтехе). Первые такие дружины родились в самом начале 60-х, а на рубеже 70-х - 80-х их в стране насчитывались чуть ли не сотни. Разумеется, официально они числились специализированными "добровольными народными дружинами" или "комсомольскими оперотрядами", существовали при комитетах комсомола и были им подотчетны. На самом деле это были именно общественные организации - не в советском, а в первоначальном смысле этих слов: инициативные, самоуправляемые, абсолютно добровольные, питаемые энергией своих членов. Используя порой официальные структуры вроде того же ВООПа (хотя бы как источник официальных "корочек" общественных охот- и рыбинспекторов), они добивались по тем временам удивительно многого. И не только в подавлении всевозможного браконьерства (с чего обычно начиналась всякая дружина), но и в проектировании и "пробивании" новых охраняемых территорий, в серьезных исследованиях редких видов, в просветительской работе. Вдобавок дружины были отличным тренажером для активистов, составивших позднее костяк не только профессиональных экологических НГО, но и государственных органов охраны природы.

Впрочем, о тех, кто вышел (и продолжает выходить) из этой социальной среды, мы уже говорили. Но роль дружин (многие из которых продолжают существовать и по сей день) не исчерпывается подготовкой кадров для будущих профессиональных организаций. В конце 80-х, когда в СССР формировалось общественное экологическое движение, именно дружины как наиболее организованная его часть, имеющая собственные традиции и опыт деятельности, во многом определили его лицо. Фактически именно на базе дружин и междружинных информационно-координационных связей возник Социально-экологический союз (СоЭС) - своего рода метаорганизация, объединяющая большую часть "зеленых" групп и структур не только России, но и всех постсоветских стран.

Разумеется, объединение это в основном информационное - финансовых возможностей СоЭС едва хватает на содержание Центра координации и информации (по сути - небольшого специализированного информагентства), а административных рычагов у него нет вовсе. Да и слишком уж различны его коллективные члены - от вызревших в нем профессиональных команд (к уже упомянутым Центру охраны дикой природы и "Дронту" можно добавить Центр экологической политики России, Центр ядерной безопасности и т.д.) до почти аморфной группы жителей какого-нибудь поселка или городского района, пытающихся защитить свой островок леса или речку от очередного сомнительного проекта. Поскольку в объединениях последнего типа социальная активность не всегда совпадает с компетентностью (а то и с психической адекватностью), они дают самые широкие возможности для дискредитации "зеленого" движения в целом. Всегда можно процитировать (или даже прямо дать в эфир) экзальтированную личность, толкующую о том, что "Третье кольцо" разбудит в Лефортове спящий вулкан, а мусоросжигательный завод прожжет дыру в астрале. За этими колоритными "деревьями" обычно остается незаметным интереснейший социальный "лес": каждая такая группа (это, разумеется, относится не только к экологическим объединениям) есть преодоление врожденного порока российского общества - дефицита инициативы и способности к самоорганизации. Как бы комично ни выглядели (особенно поначалу) их заявления и действия, ни из чего другого пресловутое гражданское общество вырасти не может - как не может самый компетентный профессионал прийти в этот мир иначе как беспомощным младенцем.

Тем не менее положение большинства экологических инициативных групп, не имеющих возможности реально влиять на беспокоящие их процессы (ни внешней - готовности властей и фирм реально сотрудничать с общественностью, ни внутренней - профессиональных знаний) и потому вынужденных лишь протестовать, требовать и просить, обычно накладывает на их членов вполне определенный отпечаток. Для них мир без остатка делится на "мы" и "они", причем в "они" попадают не только чиновники и бизнесмены (разумеется, априорно и поголовно бесчестные, алчные и готовые на любую пакость), но и равнодушное "молчаливое большинство". Любое решение (экспертизы, суда и т.п.) не в пользу экологистов сразу же интерпретируется ими как свидетельство предвзятости и подкупленности, даже простое несогласие частного лица воспринимается с подозрением. Разговору с человеком "извне" они обычно стремятся придать форму проповеди, свидетельства об истине. Говорить на равных с человеком, не разделяющим их ценностей, им трудно - хотя почти все более-менее стабильные "зеленые" организации в своих программных документах самое почетное место отводят экологическому просвещению, информированию населения и прочей подобной деятельности.

Средством решения этой задачи служит собственная информационная продукция "зеленых" организаций. Если для бумажного издания - даже самого непритязательного вида - нужны деньги (обычно получаемые в каком-нибудь из зарубежных фондов: уж что-что, а идея издавать собственную газету всегда найдет грантодателя!) и хотя бы один-два профессиональных сотрудника, то электронный бюллетень может делать даже один человек в свободное время. Изданий такого рода, как электронных, так и бумажных - великое множество, некоторые из них сделаны на хорошем техническом и даже журналистском уровне, и, во всяком случае, по этим каналам проходит немало интересной информации, не попадающей в "большие" массмедиа. Общая их беда, однако, в том, что в подавляющем большинстве случаев их читают только сами экологические активисты и, может быть, - ближайший круг сочувствующих. Это, конечно, позволяет, скажем, нижегородским экологистам быть в курсе дел и проблем их иркутских единомышленников, но совершенно исключает влияние этой продукции на общественное мнение. Профессиональные массмедиа тоже крайне неохотно используют этот информационный ресурс, так что выйти на широкого читателя не удается даже опосредованно.

И это было бы не так страшно - в конце концов, достаточно широкое движение нуждается и во "внутренней" прессе. В ней можно было бы, к примеру, обсуждать вопросы, вызывающие разногласия в "зеленом" сообществе: такие дискуссии обычно малоинтересны широкой публике, но совершенно необходимы для развития движения. Однако именно "цеховой" критики и полемики в "зеленой" прессе практически нет: деление на "своих" и "остальных" автоматически включает механизм солидарности, сильно затрудняющий публичную критику "своих". Одно из крайне редких исключений - "Гуманитарный экологический журнал" (выходящий в Киеве на русском языке и довольно популярный в российском "зеленом" сообществе, в которое входит большинство членов его редколлегии и постоянных авторов). Его последний номер целиком посвящен идеологической дискуссии об охране дикой природы - весьма нелицеприятной, в том числе в отношении главного редактора журнала Владимира Борейко.

Поспорить и в самом деле есть о чем - в идеологическом отношении "зеленое" движение чрезвычайно пестро, в нем можно найти людей с любыми взглядами. Однако позиция перманентного протеста и конфликта, в которой пребывает большинство российских "зеленых", создает благоприятную психологическую почву для мироощущения, которое можно назвать экоутопизмом. Людям, жизнь которых превратилась в непрерывное (и часто безуспешное) противостояние натиску цивилизации на живую природу, легко воспринять идею неисправимой порочности этой цивилизации. А из нее естественным образом следует вывод: разрушение природы можно остановить только путем смены самих основ существования человечества. Такое преображение должно включать разумное ограничение материальных потребностей; прекращение бессмысленной растраты ресурсов (в "зеленой" литературе любят считать, сколько голодных можно было бы накормить на сумму, ушедшую на ту или иную рекламную акцию или великосветское развлечение), разумное и справедливое их распределение между людьми и народами; переориентация развития человека и общества на духовные ценности... Уже по обилию слов типа "разумный", "справедливый", "духовный" и т.п. ясно, что речь идет об утопии. Тем более что сами идеологи и проповедники этих взглядов ничего не говорят ни о том, что же побудит людей отказаться от "чрезмерного" потребления, ни о том, кто и по какому критерию будет делить потребности на "необходимые" и "лишние". Идейный лидер СоЭС Святослав Забелин даже подчеркивает, что эти вопросы представляются ему несущественными (хотя в частном разговоре он высказался более определенно: "Все процессы до сих пор развивались естественным путем - и поставили мир на грань катастрофы. Надо волевым решением изменить правила игры"). А известный в "зеленом" сообществе теоретик и публицист Александр Шубин вполне осознанно и даже с гордостью принимает на себя и своих единомышленников имя "утопистов". И хотя, как уже было сказано, это мировоззрение разделяется далеко не всеми участниками российского экологического движения, оно весьма популярно, а публичная критика его практически отсутствует.

Предельное развитие этой тенденции можно видеть в теории и практике радикальных экологистов, представленных в России в основном движением "Хранители радуги". Они предпочитают "прямое действие": блокирование или захват стройплощадок и начальственных кабинетов, проникновение в зону взрывных работ, вывод из строя лесорубной техники и т.д. Правда, на акции, ставящие под угрозу жизнь и здоровье людей (не считая самих участников) наложено табу, однако в 1999 - 2000 годах ряд бывших или действующих "хранителей" проходили по делу террористической организации "Новая революционная альтернатива". Впрочем, все теракты, приписанные НРА, тоже не повредили и не должны были повредить ни одному человеку, а эксперты-правозащитники выражают большие сомнения в реальности этой организации. Но даже если НРА от начала до конца придумана лубянскими следователями, выбор на главную роль "Хранителей" с их презрением к праву и процедуре и демонстративными симпатиями к левым экстремистам вроде "Тупак Амару" весьма показателен. Радикально-зеленых роднит с радикально-красными не теоретическая база, а непосредственное и острое ощущение неправедности и обреченности мира сего. Как говорит видный деятель "Хранителей" (это движение отрицает всякую иерархию и потому не имеет формальных лидеров) Максим Кучинский: "Мы прежде всего альтернативисты, и наш экологизм - это реакция на враждебные действия существующей системы". С уверенностью визионера экорадикалы рисуют апокалиптические картины неизбежного и близкого краха "цивилизации потребления", распада социальных институтов и мирового хозяйства, метаний огромных людских масс по обезображенной планете... И если их практические действия (по крайней мере, протестные) еще можно считать относящимися к экологии, то их теоретические построения принадлежат скорее эсхатологии.

Нанятые

Может показаться, что объединение всех описанных до сих пор организаций под одним термином ("экологисты", "зеленые", "природоохранные НГО" или любым другим) ни на чем не основано. В самом деле, что может быть общего у съевших собаку в тонкостях мировой экономической конъюнктуры менеджеров и аналитиков из WWF с пенсионерками, обеспокоенными рубкой деревьев в ближайшем лесопарке, а у тех - с отчаянными "Хранителями радуги"?

Общего у них то, что и те, и другие, и третьи (и пятые, и десятые) в самом деле озабочены состоянием окружающей среды и тенденциями ее изменения - в мире, в стране и у себя под окнами. Они по-разному видят иерархию угроз, еще более по-разному - возможные ответы на них. То, что одним представляется выходом и разумным компромиссом, другие расценивают как уход от принципиального решения и соучастие в разрушении природы. Одних тошнит от безответственного дилетантизма, других возмущает сама мысль, что за содействие святому делу можно получать зарплату. Но все эти люди в самом деле верят в то, что говорят. Почти обязательное в кругу постсоветских яппи дистанцирование от знамен собственной "фирмы" ("убеждения - это то, за что мне платят деньги или что позволит мне сыграть собственную игру") в экологических НГО отсутствует начисто. Единство их ценностей, почти забывшееся за тактическими разногласиями, вновь обнажилось в последние год с небольшим, когда все упомянутые (и многие иные) организации выступили с резким протестом против разгрома государственных экологических органов и разрешения ввоза в страну ядерных отходов. Главный водораздел пролег не между приверженцами разных убеждений, а между теми, у кого вообще есть таковые - и теми, у кого их нет.

6 апреля этого года, за две недели до рассмотрения Думой во втором чтении пакета законопроектов о ввозе ядерных отходов, информационные агентства распространили сенсационное сообщение: "общероссийские общественные экологические организации - за ввоз отработанного ядерного топлива". За шокирующим заголовком шел не менее удивительный текст. Удивительный не столько содержанием (добросовестно переписанным из минатомовских пресс-релизов), сколько подписями: заявление в поддержку превращения страны в мировую ядерную свалку было действительно подписано руководителями общественных организаций - партии "Кедр" и Российского экологического конгресса.

Впрочем, внутри "зеленого" сообщества этот документ как раз особого удивления не вызвал: обе подписавшие его структуры (Российский экологический конгресс официально считается объединением аж 148 общественных организаций, но из всего этого множества по имени называется всегда только одна - Российский Зеленый крест, президент которого Сергей Барановский состоит одновременно президентом РЭКа и одним из зампредов "Кедра") давно уже пользовались устойчивой репутацией "подсадных", которых зовут всякий раз, когда власти нужно изобразить "общественную поддержку" сомнительного или явно антиэкологичного решения. В развитых странах такого рода услуги (получившие название greenwash - "зеленая отмывка") давно и хорошо известны, хотя там их заказчиками являются в основном крупные корпорации. То, что российская власть дополняет любимые ею (и вообще типичные для недоразвитых стран) наезды спецслужб на "зеленых" подобными инсценировками, можно даже считать признаком своего рода стремления к цивилизованности.

Особенно много нашим "гринвошерам" пришлось потрудиться в последние год с небольшим. В июне прошлого года г-н Барановский как глава "Зеленого креста" на чрезвычайной конференции природоохранных организаций отчаянно пытался исключить из резолюции прямую поддержку требования референдума о ликвидации Госкомэкологии и разрешении ввоза ОЯТ. В августе он же от имени РЭКа заключил с Министерством природных ресурсов "соглашение о сотрудничестве" - вполне бессодержательное, но позволившее руководству МПР говорить о "диалоге с "зелеными". В ноябре и январе "Кедр" и РЭК представляли "общественность" на предпринятых администрацией президента попытках создать "общенациональный экологический форум", причем лично г-н Барановский сделал все от него зависящее, чтобы настоящие "зеленые" не попали туда даже как наблюдатели. (Первая из этих сходок завершилась принятием анекдотической резолюции "О недопустимости народных референдумов по стратегически важным техническим проблемам".) Вся эта бурная деятельность, увенчанная апрельским "одобрямсом", точно совпадает с периодами наибольшего обострения отношений федеральной власти с настоящими "зелеными" и идеально соответствует замыслу создать "альтернативную общественность": кроме "других" экологов в стране за последние полтора года появились альтернативные объединения иудеев и журналистов и даже карманное "гражданское общество" - куда там товарищу Сталину, у которого, как известно, не было даже "других писателей"!

Строго говоря, оснований считать г-на Барановского экологистом ровно столько же, сколько числить г-на Жириновского либеральным демократом. Тем не менее, РЭК - Зеленый крест - регулярно присутствует на форумах и круглых столах экологических НГО, получает всю рассылаемую ими информацию - в общем, полноправно участвует в общественной жизни. В "зеленом" движении в принципе отсутствует механизм формального или фактического (бойкот) исключения из него какой-либо организации: кто называет себя "зеленым" - тот и "зеленый". Отчуждение прочих НГО от нарушителей приличий выразилось разве что в том, что на Зеленый крест больше не распространяется мораторий на публичную критику "своих": в "зеленой" прессе его лидеров без обиняков называют штрейкбрехерами и провокаторами. Дорогу к этому открыл скандал: через пять дней после заявления о поддержке ввоза отходов три члена попечительского совета этой организации - Лариса Скуратовская, Алла Ярошинская и Джемма Фирсова - фактически дезавуировали его, распространив в "зеленой" прессе заявление о том, что в самой организации этот вопрос не обсуждался, и потребовали на этом основании срочного созыва общих собраний российского "Зеленого креста" и РЭКа для рассмотрения скандальной ситуации. Не опубликовать официального заявления попечительниц "зеленые" издания не могли, а после него уже нельзя было делать вид, что ничего не произошло. Впрочем, история так ничем и не кончилась: собраний не было, выхода авторов заявления из Зеленого креста - тоже.

Тем не менее, она показывает, что даже столь рептильные организации не являются "подставными" или "купленными" в полном смысле слова - в любой из них находятся люди, всерьез мыслящие себя защитниками природы. Тем более это справедливо для иных структур, вызывающих у "зеленых" подозрения тем, что их финансируют ресурсные корпорации. И если экологический фонд имени Вернадского, созданный "Лукойлом", "Газпромом" и их коллегами, в самом деле известен активностью скорее светской, чем природоохранной, то, скажем, учрежденный "Сибирским алюминием" фонд "Страна заповедная" вполне реально помогает ряду охраняемых территорий и экологических проектов. Взаимоотношения таких фондов (как и мониторинговых, проектных и прочих групп, финансируемых - добровольно или вынужденно - природопользователями) и со спонсорами, и с коллегами-экологами достаточно сложны, однако ставить их в один ряд с явными наймитами означает просто не считаться с реальностью. Впрочем, в открытую их никто ни в чем не обвиняет - что только делает ситуацию еще более двусмысленной.

Со стороны же она выглядит и вовсе абсурдной: любой менеджер, чья фирма попала под какую-нибудь кампанию "зеленых", нисколько не сомневается, что действия экологистов вдохновлены и оплачены его конкурентами. Если те сами явно страдают от "зеленых", в ход идут ссылки на заказчиков из других отраслей: к примеру, атомщики убеждены, что защитников среды на них натравливают нефтяники и т.д. Подобные утверждения автору этих строк доводилось слышать даже от представителя АО, занимавшегося проектом высокоскоростной железной дороги Санкт-Петербург - Москва. На удивленный вопрос, какие конкуренты могут быть у естественного монополиста, последовал крик души:

- А почему же тогда их везде печатают, а нас даже за деньги не хотят?!