Почему старейшина Цы повесился

При въедливом – пресловутая слезинка ребёнка. Доходит до трагикомичного: молодой папаша ударил ребёнка, который мешал ему играть и – наповал. Решительно неизвестно почтеннейшей публике, содержала ли в себе та компьютерная игрушка тему насилия, да это и не существенно – убить можно и простым бумажным самолётиком в висок, так что заявленные в названии комп-графику, оп-арт и ko даже вне контекста игр-с-насилием (да и игр вообще) можно смело обвинять: наверняка или власти скрывают, или нас ещё ждёт ужасная, чудовищная, изуверская трагедия. (Ну вот: изверги! права человека!! мы не допустим!!! И тэ дэ и тэ пэ. Казус белли.)

Но есть и утешительные «знаки во небесах» - так, не сгинел ещё элитаризм: игру в декаданс готов и эмокидов можно толковать как вершину айсберга зреющей «гедонистической элиты», предполагаемый залог когнитивной эры; или вот ЕС – торжество «масонской утопии» (глобализация вообще и объединение Европы в частности, конечно, не монополия «вольных каменщиков», но закладка фундамента the new world order определённо плод их усилий, вопрос только в том, какова их доля собственно в чертежах, исполнении и эксплуатации строения, – или же они как Золотая Орда сгинули в веках, вдохновив на прощание рисовать на банкнотах два столба, обвитых лентой в форме буквы S и прочий гламур); наконец, есть ноне и авгуры с претензией на теургию...

Отдавая дань теме Большой Психотронной Пушки:

Иллюстрация раз. «...Общественная формация, которая, согласно ряду теорий, придёт на смену капитализму и социализму (,,индустриальному обществу’’). Характеризуется подавляющим преобладанием (до 9/10 населения) занятых в сфере ,,производства информации’’ ... и переориентацией экономики на удовлетворение преимущественно культурных потребностей.»

Иллюстрация два. «В российском обществе до начала века численно доминировал мощнейший пласт традиции. Конечно, российская крестьянская община не слишком напоминала первобытную, была плодом длительного зависимого развития и сосуществования с укладами культуры и цивилизации. Но 95 из 100 жителей царской России составляли крестьяне, чье христианство, культурность и цивилизованность были весьма символичными и поверхностными. Большинство из них не знали грамоты. Они соблюдали внешнюю православную обрядность, исправно гадали в ночь на Ивана Купалу и относились к Николе Угоднику скорее как к главному колдуну или племенному тотему.

А каков был современный им уклад культуры? Россия XIX века многим напоминает хэйанскую Японию XI-XIII веков, оставившую мирового значения литературное наследие. Читая, например, "Записки у изголовья" Сэй-Сенагон, вы видите странное, дивное общество, где все, как в пушкинские времена в России, крутится вокруг двора императора, где все поголовно пишут стихи, носят семислойные одеяния с изумительно гармоничным сочетанием цветов и помешаны на проблемах эстетики. При этом придворный слой культуры тонок, за воротами игрушечных дворцов царят невежество, грязь и архаика.

В России также существовало сословие помещиков-дворян, занятое государевой службой, но при этом практически не вовлеченное в материальное производство – в отличие от буржуазии, которая должна была крутиться день и ночь: брать кредиты, открывать фабрики, торговать, играть на бирже. Дворяне были мало озабочены поиском и приумножением средств к существованию. Выйдя в отставку, они мирно сидели в наследственной городской усадьбе или имении, а приказчики привозили все, что нужно для жизни. Такая обеспеченная праздность приводила к тому, что большая часть этих людей была никчемной, а меньшая имела возможность думать о светлом и прекрасном, читать и писать на многих языках, философствовать. И подниматься к высотам духа, недостижимым для озабоченных буржуа. Культура хиреет в обществе цивилизации во многом потому, что эта прослойка “счастливцев праздных” размывается. Вместо них возникают “лица свободных профессий”, которым надо сильно суетиться и корячиться для того, чтобы заработать на жизнь. Культурный уклад формировал лицо русского общества, но численно являлся в нем крохотным меньшинством.»

(Сергей Чернышев, «Уклады прошлого в настоящем. Российская палеонтология»)

Иллюстрация три. «На протяжении человеческой истории культура переживала немало катаклизмов: войны и революции, нашествия варваров извне и изнутри, торжество мракобесия религиозного и политического, гибель целых стран и народов. Потери были колоссальными, многое оказалось утраченным навсегда, и все же всякий раз за эпохой упадка следовало возрождение. Но есть бедствие, которое культуре, похоже, не пережить. Причем парадокс ситуации в том, что оно взращено и подготовлено самой культурой и многими рассматривается как один из главных индикаторов ее развития.

Имя этому бедствию - всеобщая грамотность. <…>

Таким образом, коммерческая цензура оказалась значительно хуже политической - не для авторов лично (все-таки быть просто непечатаемым лучше, чем быть замученным в лагере), но для культуры в целом (не только литературы; к примеру, вымирание живописи на Западе - уже свершившийся факт, "художниками" там нынче именуются авторы "инсталляций" и "перформансов" типа публичной мастурбации). Уничтожить информацию, сделать ее неразличимой можно двумя способами - ослабляя сигнал и усиливая шум. Прежде во всех бедствиях реализовывался первый сценарий, теперь же - второй, оказавшийся намного более эффективным. Причем сигнал со временем тоже угаснет, ибо культура не может существовать в безвоздушном пространстве: уйдут "последние могикане", школьные программы, в очередной раз пересмотренные в соответствии с "общеевропейскими ценностями", окончательно изгонят чуждую рыночным механизмам классику, и поколения, воспитанные на попсе (неважно, мэйнстримовой или авангардной), уже в принципе не смогут создать ничего, кроме попсы. Причем очевидно, что каждая следующая генерация будет еще хуже предыдущей, ибо общая логика, диктующая нынешнюю деградацию, никуда не денется. Классика прошлого все еще будет храниться на полках или, скорее, цифровых носителях библиотек, но для жителей посткультурной эпохи она будет чем-то вроде "Махабхараты" для современного европейца.

Иного сценария естественное развитие событий просто не предусматривает. Можно ли надеяться на "неестественный" путь, на установление некоего режима, который защитит культуру от рыночных механизмов, ориентирующих ее на потребности низкоинтеллектуального большинства? Скорее всего, это утопия, причем чем дальше, тем меньше у нее шансов - создавать такой режим будет просто некому. Скорее уж результатом общей деградации станет исчезновение массовой грамотности -
тенденция, уже четко обозначившаяся на Западе, а в последние годы и в России. Причем впервые в истории полная культурная деградация может идти рука об руку с техническим прогрессом, ориентированным, едва ли не в первую очередь, на индустрию развлечений. Тогда следующим этапом станет уход большинства человечества в системы виртуальной реальности, в мир "вечного кайфа" с вживленными в мозг электродами. Немногие оставшиеся унаследуют планету - вероятно, далеко не в лучшем состоянии.

И, может быть, найдут в себе силы начать все сначала.»

(Юрий Нестеренко, «Посткультурная эпоха»)

На этой оптимистической ноте вернёмся к нашей задаче: обеспечение нынешними, скажем прямо, субкультурами своей репродукции и развития «в мире без границ».

Стоит заметить, что область значений решения задаётся отнюдь не сферой возможного, но «внутренней реальностью правды» - поэтому рассмотрение обобщённое имеет мало смысла.

...При этом есть еще один фактор пр-р-р-аррргх!-гресса: навстречу популярной идее развития IT и сопутствующего совершенствования симуляторов реальности, призванных стереть границу между физическим и умственным событием, так вот – навстречу изощрениям второй природы может шагнуть другое детище хай-тека: киборгизация!

Я имею ввиду не вульгарный образ, созданный Голливудом – чтоб глаза как лампочки светились и сам, каждый из себя, такой, себе, терминатор на батарейках, - с чугунной рожей.

Идиотия как политическая проблема