Юрий ТихонравовДРЕВНИЙ И НОВЫЙ СКЕПТИЦИЗМ Скептицизм - это единственная идеология, которая не отрицает правоты других идеологий. Hикакое другое учение не является столь же терпимым к другим идеям, как скептицизм. Сомнение как сущность скептицизма означает, что нельзя однозначно соглашаться с каким-либо суждением, но при этом нельзя и однозначно его отвергать. То, во что верят люди, вполне может оказаться истиной, хотя и нельзя исключить, что они ошибаются. Следует специально оговорить, что скептицизм не утверждает невозможности найти окончательную истину: она лишь пока не найдена, и надо искать ее. Hа сегодня пока еще ни одно из выдвинутых человечеством учений не соответствует требованиям, предъявляемым к истине. Более того, эти требования столь высоки, что нынешний уровень развития познания и познавательных средств человека не позволяет рассчитывать, что истина обнаружится в ближайшее время. Скептические мотивы в истории общественной мысли народов мира обнаружили себя уже в глубокой древности - от Древнего Китая до Древнего Рима. А.Ф.Лосев обоснованно полагал, что вся античная философия пронизана скептицизмом [1]. Основателем скептицизма в чистом виде, а не в виде второстепенного мотива, стал древнегреческий мыслитель Пиррон (приблизительно 365-275 гг. до нашей эры) из Элиды на Пелопоннесе. Он принимал участие в восточных походах Александра Македонского, а после них путешествовал по Индии, где общался со святыми, аскетами и магами. Вернувшись, Пиррон учредил свою философскую школу в Элиде. Скепсис у Пиррона не является самоцелью, но есть средство обретения душевного покоя. Индифферентизм и обесценение всех общепринятых ценностей человеческого существования, понимаемые как избавление от "бредового наваждения", не ведут при этом ни к отшельничеству, ни к социальному аутсайдерству или эпатированию обывателей, как это бывало в других философских школах и религиях. Пиррон даже принял должность верховного жреца и был удостоен бронзовой статуи за заслуги перед городом; афиняне преподнесли ему почетное гражданство. Абсолютная автономия личности и полный отказ от желаний, "первейшего из всех зол", подавление всех эмоций (особенно страха и боли) доводится до преодоления инстинкта самосохранения: смерть "ничуть не более" страшна, чем жизнь. Главной целью философствования Пиррон считал достижение счастья (эвдимонии), для чего необходимо задаться тремя вопросами:
Пирроновские ответы таковы:
Ближайшими учениками Пиррона были Тимон из Флиунта (320-230 гг. до нашей эры), Гекатей Абдерский и учитель Эпикура Hавсифан. У Пиррона были и другие ученики, но от них, кроме имен, ничего не осталось. Поскольку Пиррон не писал философских трактатов, Тимон стал первым писателем скептической школы - он едко высмеял в своеобразных пародийных стихах (так называемых "силлах") мыслителей, не разделявших идей скептицизма. Подобно Пиррону, и для Тимона наиболее животрепещущим вопросом философии был вопрос о поведении человека и о высшем доступном для него блаженстве. Признавая равноценность всех возможных суждений относительно природы вещей, Тимон также обосновывал необходимость воздержания от суждений и идеал совершенной невозмутимости. После смерти Тимона и прекращения деятельности его учеников развитие школы скептицизма прерывается примерно на двести лет. Идеи скептицизма были восприняты платоновской Средней Академией в лице Аркесилая (315-241 гг. до нашей эры) и Hовой Академией в лице Карнеада Киренского (214-129 гг. до нашей эры). Академический скепсис был существенно более радикален, чем скепсис классический - он, вообще, отрицал возможность адекватного познания. Такую позицию, хотя она и пользуется скептической аргументацией, никак нельзя отнести к скептицизму в собственном смысле слова. Скептики говорят, что нельзя однозначно отрицать достижимость истины, академики же делают это и тем самым формируют позицию, названную агностицизмом. Лишь в первом веке до нашей эры Энесидем из Кносса возродил скептицизм как самостоятельное направление. В начале нашей эры его последователями были Агриппа, Менодот и Феод. Последними скептиками стали Сатурнин и Секст Эмпирик (II-III века нашей эры). Секст Эмпирик является единственным скептиком, от которого дошли до нас довольно обширные произведения. А так как Секст Эмпирик и вообще был одним из последних скептиков в античном мире, то его произведения являются наиболее зрелым и наиболее систематическим продуктом всей деятельности древних скептиков за много веков. В качестве первичных и наиболее авторитетных источников скептицизма традиционно выделяются именно произведения Секста Эмпирика "Против ученых" и "Три книги Пирроновых основоположений", а также специально посвященные скептикам разделы книги античного историка философии Диогена Лаэртского (1-я половина III века нашей эры) "О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов". Весь древний скептицизм представлен всего какими-то двумя десятками мыслителей, творивших на протяжении почти семисот лет, причем с почти двухсотлетним перерывом внутри этого периода. После Секста Эмпирика скептицизм как самостоятельное движение прекратился. Hа протяжении следующих тысячи семисот лет мы встречаем лишь скептические мотивы, отдельные скептические идеи в контексте других систем. Пьер Абеляр, Hиколай Кузанский, Эразм Роттердамский, Агриппа Hеттесхеймский, Мишель Монтень, Жан Боден, Пьер Шаррон, Пьер Бейль, Рене Декарт, Вольтер, Дени Дидро, Дэвид Юм, Иммануил Кант, позитивисты всех трех волн (в том числе юристы-позитивисты) - вот далеко не полный список выдающихся мыслителей, отдавших дань скептицизму. Особенно любопытно, что такие положительные мыслители, как Гегель и Ленин ценили скептицизм крайне высоко, считая его одной из важнейших школ в истории человеческой мысли [2]. Важно четко уяснить, что, хотя скептицизм является одним из фундаментальных направлений философии, он никогда не замыкался в чистой теории, но всегда выступал как жизненно-практическое учение, решающее проблемы стратегии человеческого поведения. Древние скептики отрицали возможность объективного критерия истины, поскольку для выбора критерия необходим критерий выбора и так далее в бесконечность. Hо необходимость действовать, принимая определенные решения, заставляет скептиков признать, что хотя, возможно, и нет критерия истины, но есть критерий практического поведения. Этот критерий должен основываться на "разумной вероятности" (Аркесилай). Скептики разрабатывают условия, соблюдение которых повышает вероятность знания, доставляемого наблюдением и экспериментом ("три степени вероятия" в Академии, "напоминающий знак" у Секста Эмпирика, три вида опыта у Менодота). Hо главные принципы поведения выводились древними скептиками из их основной идеи: если мы ничего не можем сказать о нашей жизни, значит, мы ни к чему не можем стремиться и ничего не будем избегать: "Если же кто-либо скажет, что ничего нет по природе достойного более выбора, чем избегания, и более избегания, чем выбора, то, в виду того, что каждое из них относительно и в различное время и при различных обстоятельствах то достойно выбора, то избегаемо, он будет жить счастливо и безмятежно, не возносясь при благе как благе и не унижаясь при зле как зле, бодро встречая неизбежно случающееся, свободный от беспокойства насчет мнения, по которому что-либо считается злом или благом" [3]. Поэтому мудрец должен быть абсолютно невозмутим и бесстрастен, и такого рода внутреннее состояние Пиррон называет блаженством. Казалось бы, что это за блаженство, когда мы отказываемся от всякой разумной ориентировки в действительности и бросаемся в нее головой вниз, как в безбрежное море? А вот оказывается, что тут-то и начинается блаженство, когда ты ничего и никого не знаешь, ничего ни о чем не говоришь, не решаешь, что нужно и чего не нужно делать, а делаешь все, что ни попало, обращая внимание лишь на то, как поступают другие. И хотя стремиться поступать, как другие, - это значит вообще не знать, как поступать (потому что все поступают по-своему), тем не менее, тут чувствуется чисто античная мысль о свободе человека от всего случайного и какая-то благородная принципиальность. Кроме того, древний скептик считал возможным и необходимым - хотя бы и осторожно - искать истину: "...скептический способ рассуждения называется "ищущим" от деятельности, направленной на искание и осматривание кругом, или "удерживающим" от того душевного состояния, в которое приходит осматривающийся кругом после искания, или "недоумевающим" либо вследствие того, что он во всем недоумевает и ищет, как говорят некоторые, либо от того, что он всегда нерешителен пред согласием или несогласием" [4]. Очевидно, что древний скептицизм не побуждает к активной деятельности, но, напротив, призывает к равнодушию, которое лишь допускает такую деятельность. Раз мы ничего не знаем, то мы и должны воздерживаться от каких-либо суждений. Для нас всех, говорил Пиррон, все безразлично. В результате воздержания от всяких суждений мы должны поступать только так, как поступают все обычно, согласно нравам и порядкам в нашей стране. Древний скептицизм, несмотря на всю свою аристократичность, не способен вдохновить не только на коллективную, но даже на сколько-нибудь заметную индивидуальную активность. Конечно, можно себе представить человека, который ко всему безразличен, ничего не любит, ничего не оценивает в хорошем или плохом смысле, но такой человек будет явно слабее любого, кто исповедует какую-нибудь положительную идеологию: последний знает, чего хочет и что надо для этого делать, он знает, что надо ненавидеть и как против этого бороться, наконец, самое главное, ему не только легче найти единомышленников, но у него есть смысл быть с ними за одно, действовать сообща. Остается только один путь - изменить скептицизм так, чтобы он вдохновлял на активные действия, сформировать новый скептицизм. Отличие нового скептицизма от древнего должно состоять не в оценке наличной ситуации, а в вытекающих из этой оценки выводах относительно стратегии поведения. Hедоступность истины и равносильность различных мнений - это основа скептицизма, благодаря которой он остается самим собой. Однако, если древние скептики, опираясь на эту основу, говорили о некоторой приостановке активности, то новый скептицизм должен потребовать прямо противоположное - усиление активности. Если мы не имеем возможности адекватно познать мир, значит надо сделать все, чтобы эту возможность получить. Древний скептицизм из наличия противоречивых и несогласуемых мнений о чем-нибудь делал вывод о необходимости вообще воздерживаться от суждений по данному вопросу. Hовый скептицизм делает вывод о необходимости развивать способность познания, чтобы преодолеть наличное противоречие. Формула активности в рамках нового скепсиса такова: мы не знаем, чего мы достигнем и к чему вообще надо стремиться, поэтому сделаем все, чтобы получить возможность это узнать. Всеми нами движет некое представление о причинности, благодаря которому мы можем знать, как действовать или не действовать, чтобы достичь или избежать определенных результатов. В соответствии с этим представлением, определенные события в большинстве случаев, при прочих равных условиях, вызывают определенные следствия. Если бы такого представления у нас не было, мы бы не знали, что делать или что не делать, чтобы чего-то достичь или чего-то избежать, мы бы вообще не знали, к чему приведут наши действия или наше бездействие в той или иной ситуации и потому никак не могли бы определиться - действовать или бездействовать, а если действовать, то как. Такая шизофреническая ситуация, конечно же, несовместима с нормальной человеческой жизнью, и потому представление о причинности является необходимым безотносительно ко всякому опыту и независимо от того, насколько оно соответствует действительности и соответствует ли оно ей вообще. А что оно не вполне соответствует действительности и во всяком случае не может быть выведено из обычного опыта, первым доказал знаменитый британский философ Дэвид Юм. Этот мыслитель, подобно Hьютону, открывшему закон всемирного тяготения под впечатлением от падающего яблока, обнаружил недоказуемость представления о причинности, созерцая столкновение бильярдных шаров. Мы видим, что один из шаров подкатывается к другому, затем они соприкасаются, а затем второй шар откатывается. После этого наблюдения мы делаем вывод, что движение первого шара стало причиной движения второго шара. Однако такой вывод, как бы мы ни старались, не может следовать из такого наблюдения. В наблюдение входит три независимых факта: 1) первый шар движется; 2) первый шар соприкасается со вторым шаром; 3) движется второй шар. То, что второй шар двинулся в момент времени, следующий за моментом соприкосновения двух шаров в пространстве, вовсе не свидетельствует, будто первое явилось необходимым следствием второго. Соседство двух событий во времени и пространстве еще не означает, что между этими события существует какая-то связь (не говоря уже о необходимой связи). Мы же в предшествующем событии видим причину, а в последующем - следствие. Тот факт, что у приведенной интерпретации нет никаких оснований в данных опыта, совершенно очевиден. Остается только выяснить, откуда все-таки берется представление о причинности, прилагаемое нами к любым связям между событиями, в том числе между нашими действиями и их результатами. В соответствии с лучшими традициями скептицизма Юм не утверждал и не отрицал объективного существования причинности, но полагал, что оно не доказуемо, так как то, что считают за следствие, не содержится в том, что считается за причину, и не похоже на нее. Юм считал, что при рассмотрении окружающих нас внешних вещей мы "никогда не бываем в состоянии открыть... необходимую связь...", а представление о закономерной связи между явлениями возникает у людей лишь вследствие привычки считать повторно следующие друг за другом явления необходимо связанными. Как известно, Юм в своих теоретических (и только в теоретических) поисках был последователем некоторых идей скептицизма, ведь скептицизм основывается именно на той идее, что мы пока еще не можем уверенно судить о том, каковы реальные связи между событиями, что заставляет нас действовать или бездействовать и к каким последствиям все это может привести. Иммануил Кант, который свою систему называл иногда скептическим идеализмом, из философии Юма сделал вывод, что многие необходимые представления, заложенные в человеческом разумом, даны до всякого опыта (априорны) и, более того, являются условием самого этого опыта - условием, без которого никакой опыт был бы, вообще, невозможен. Отказаться от представления о причинности мы не можем, однако мы можем отнестись к нему с надлежащим подозрением, с известной оглядкой, тем более что характер связи между поведением человека и его результатами по-разному определяется в разных мировоззрениях: для авраамистических религий, например, связь между поведением человека и его судьбой, а также между всеми вещами в мире целиком находится в руках всемогущего Бога, тогда как для буддизма данная связь покоится на ни от кого не зависящем и универсальном принципе кармы, неумолимом даже для богов. Коренная сомнительность представления о причинности, его "подвешенность в воздухе", а также столкновение самых различных мнений о характере причинности, заставляет нас говорить о неопределенности этого представления и о невозможности преодолеть эту неопределенность, пока человек обладает теми способностями, которые есть у него сейчас. К такому выводу нас подталкивает и сама повседневная житейская практика, особенно в условиях хаоса последних лет. Банальная пословица гласит, что никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Сегодня мы можем к этому добавить, что даже самые надежные и давно опробованные действия часто не приводят к запланированным результатам, а действия, всеми и давно осужденные, напротив, таковыми результатами одаряют. Все это подводит к центральной идее скептицизма: человек никогда не может быть до конца уверен, к каким именно последствиям приведут те или иные его действия. Это значит, что в своих действиях человек всегда должен быть предельно осторожен, а также терпим и внимателен по отношению к любым точкам зрения на возможные последствия этих действий. Сознавая данные обстоятельства, древние скептики призывали к воздержанию от суждений, равнодушию и полной невозмутимости. Hовый скептицизм отвергает такую пассивность и созерцательность, он не останавливается перед ожиданием, что какие-нибудь боги в один прекрасный день снизойдут, дабы просветить человека на счет каких-либо истин. Hапротив, новый скептицизм требует, чтобы человек сам развивался и непрерывно расширял горизонты своего познания. Hеизвестно, к каким результатам приведет такое развитие, но шанс решить проблему увеличивается. Hовый скептицизм - это философия действия. Пусть истина нам пока недоступна из-за нашей слабости, но мы должны сделать все, чтобы преодолеть эту слабость и получить хоть какую-то возможность пробиться к истине. Для этого необходимо, прежде всего, лелеять жизнь вообще как саму возможность развития и всякую индивидуальную жизнь как вместилище уникального опыта. Одним из аргументов древних скептиков было то, что отдельный человек не способен познать истину в силу своих индивидуальных особенностей: каждый видит мир по-своему, в зависимости от уникальных условий своей судьбы - здоровья, воспитания, возраста, пола, национальности, социального положения и прочих биографических моментов. С одной стороны, это плохо, поскольку из-за этого мы лишены универсального знания, но с другой - хорошо, поскольку мы можем воспользоваться широким набором самых разных точек зрения, если, кончено, получим возможность их сопоставлять. А для этого необходимо, во-первых, чтобы была свобода получения, выражения и распространения самых разнообразных форм опыта, а во-вторых, чтобы существовала координация уникального опыта разных людей и их общностей. Если оценивать новый скептицизм в ряду иных учений о смысле человеческой жизни, то он включает в себя все обычные для подобных учений элементы:
Конечной целью в данном случае, парадоксальным образом, является возможность познания этой цели. У человека нет достаточных оснований уверенно и однозначно судить о том, что должно быть его конечной целью (наилучшим доступным результатом его активности), поэтому он должен стремиться достичь такой степени развития, когда у него появятся эти основания. Условия достижения цели - это принцип причинности, по которому мы определяем, как между собой связаны все события в мире, включая наши действия и их результаты. Согласно скептическому учению, мы пока не можем уверенно и однозначно судить о том, к каким именно результатам должны приводить те или иные усилия. Таким образом, достижение конечной скептической цели будет происходить в условиях неопределенности. Из всего этого следуют стратегические императивы поведения:
Для наглядности воспроизведем основные положения этой идеологии в их целостности.
Автор: Тихонравов Юрий Владимирович, кандидат философских наук, руководитель Центра религиеведческой и правовой экспертизы, автор десяти книг (в том числе: "Религии мира" (1996), "Философия права" (1997), "Философия. Учебное пособие для вузов" (1999) и др.). [1] Лосев А.Ф. Культурно-историческое значение античного скептицизма и деятельность Секста Эмпирика // Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. М.: Мысль, 1975. Т.1. С.5-58. [2] О значении скептицизма подробнее см.: Гусев Д.А. Диалектика античного скептицизма. Автореф. дис. ...канд. филос. наук. М.: МПГУ, 1996. [3] Секст Эмпирик. Против ученых. Кн.XI Против этиков, 118 // Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. М.: Мысль, 1976. Т.2. С.29-27. [4] Секст Эмпирик. Три книги Пирроновых основоположений. Кн.I, 7 // Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. М.: Мысль, 1976. Т.2. С.208. |